Форум » Персоналии » Думенко Борис Мокеевич » Ответить
Думенко Борис Мокеевич
dzick: ДУМЕНКО Борис Мокеевич (Макеевич)(черкас) (1888-1920) – из донских крестьян, участник первой мировой войны в артиллерийских частях, в 1917 г. вахмистр, член РКП(б) с 1919 г., с апреля 1918 г. – командир 2-го батальона 3-го Сводного крестьянского социалистического полка, с 10 июля – командир 1-го кавалерийского Крестьянского социалистического полка, с 25 сентября – командир 1-й Донской кавбригады, с 4 декабря – начальник 1-й Сводной кавалерийской дивизии 10-й армии, с 30 января 1919 г. – начальник 4-й кавдивизии, с 10 апреля – помощник начальника штаба 10-й армии по кавалерии, в мае командовал группой войск 10-й армии, был ранен. С 14 сентября 1919 г. по 23 февраля 1920 г. – командир конно-сводного корпуса. По клеветническому обвинению в убийстве военкома корпуса В.Н. Микеладзе и подготовке мятежа был снят с должности, арестован, осужден выездной сессией Ревтрибунала Республики в Ростове-на-Дону и 11 мая расстрелян (Белое дело. Дон и Добровольческая армия. М.: Голос. 1992. С.406).
Ответов - 10
dzick: Нет у нас подлинно научной истории. Все что преподносилось и продолжает преподноситься в учебных заведениях, начиная со школы и заканчивая высшими учебными заведениями, не выдерживает никакой критики. И трудно себе представить ту цену и те затраты: душевные, материальные и психологические, которые необходимо приложить чтобы постараться расставить все по своим местам. Не иметь своей истории, прервать связь поколений, что может быть страшнее при обращении нас и наших потомков в "иванов не помнящих родства"… Лишить Казаков памяти – значит низвергнуть их в преисподнюю, нарушить смысл жизни Казачества как народа. Этого с успехом добиваются "наши" идеологи. Одними из таких идеологов выступают отец и сын Карпенко. В 1984 г. они выпустили роман "Исход" в издательстве "Советский писатель", а оба они продолжают дилогию "Комкор Думенко" (романы "Тучи идут на ветер" и "Красный генерал"), написанные в 60-70-е годы. Все эти книги охватывают трехлетний период гражданской войны на юге России. В 11 номере журнала "Дон" в 1989 г. был опубликован журнальный вариант романа "Крым", есть в этом романе один сюжет, который пытались раскрыть упоминаемые выше Карпенко. Отношение военных и политических руководителей Республики к факту ареста, предания судилищу и расстрелу комкора Думенко и его штаба корпуса. Документы скупы и отрывочны; неизвестны свидетельства, подтверждающие или отрицающие осведомленность Ленина о судьбе Думенко. Публикация романов "Красный генерал" и "Исход" породили у многих читателей недоуменные вопросы. Знал ли Ленин о неправом суде и расстреле Думенко? Почему Сталин и Егоров, заявив о своем желании взять арестованного Думенко на поруки, тут же отступились? Почему отмолчался Тухачевский? Почему Буденный и Ворошилов не помогли Думенко? Наконец, почему никто из тех, кто особенно активно выступил на стороне Думенко, включая Орджоникидзе и преддонисполкома Знаменского, не обратились напрямую к Ленину? Документы, которые бы дали однозначные ответы на эти вопросы, пока в архивах не обнаружены. Нам нужно иметь в виду следующее. Все военно-политическое руководство Республики в годы гражданской войны и впоследствии принадлежало к одной нации, в характере и национальном менталитете которой корыстное использование других наций, народов и отдельных личностей для достижения своих целей считается оправданным. Вот они и использовали таких героев гражданской войны как: Кочубей, Сорокин, Миронов, Азин, Думенко и многих многих других для достижения своей основной цели – мирового господства. Отношение к арестованному Думенко определялось прежде всего информацией, исходившей из Реввоентрибунала Кавказского фронта. Эта информация, а также обвинительное заключение и постановление выездной сессии РВТр. трактуют вину Думенко и чинов его штаба как однозначно и фактически доказанную – систематическая антисоветская и юдофобская политика, бандитизм, убийство военкома корпуса Микеладзе В., разложение корпуса и т.д. Смертный приговор трибунал вынес, "стоя на страже интересов пролетарской революции и охране боевой мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии", оговорив при этом, что "приговор окончательный и обжалованию не подлежит". В этих условиях защита использовала последнее средство: просить ВЦИК помиловать осужденных ввиду их "боевых заслуг" и дать им возможность "загладить вину". На основании одного только текста приговора секретарь ВЦИК Авель Енукидзе 10 мая принял решение отклонить ходатайство защиты о помиловании (вопрос, а почему этот жиденок единолично принимал решения о помиловании или об отказе от помилования). В тот же день его телеграмма была получена в Ростове н/Д… Местные власти и работники центрального аппарата прекрасно понимали отношение военно-политического руководства Республики ко всякого рода "мироновщине", "сорокинщине", "кочубеевщине" и т.д., для них эти понятия были равнозначны. В такой ситуации все эти невиновные Мироновы, Думенко, Кочубеи, Азины и Сорокины и их ближайшие помощники были обречены. Высокое начальство предпочитало отмалчиваться. А Ворошилов, Буденный и Щаденко кинулись спасать себя, а не того, кого требовали спасти рядовые бойцы Конармии. Механизм репрессий, запущенный революционным аппаратом в 1918-м, стал превращаться в 1920 году в своего рода "вечный двигатель", уничтожая и уродуя не столько чужих, сколько своих. Точку зрения на естественность такого процесса Лейба Бронштейн (Троцкий) сформулировал с присущей ему откровенностью: "Революция – великая пожирательница людей и характеров". "…Иногородние, живя в станицах на Кубани (Дону, Тереке, Урале, Семиречье, Забайкалье и т.д.– Л.С.) с малых лет, родившиеся на Кубани – они как бы "оказачились". Занимались, как и Казаки, земледелием, живя безбедно с малых лет, общались со сверстниками-казачатами, парубками участвуя во всех холостяцких похождениях и очень часто в станичных кулачках "край на край"… - это "воспитывало" в них дух смелости, желания борьбы и ненависти к Казакам. Ненависть вызывалась гражданским их бесправием в станицах и завистью к казачьей земле. Они не имели казачьего "паевого надела" и для жизни – должны были снимать ее в наем. Иногородние в станицах не только что не имели права голоса, как жители станицы, по всем хозяйственным делам ее, но считались людьми "чужими здесь", случайными, непрошенными… …Вот при таких психологических взаимоотношениях – неожиданно свалилась русская революция 1917 г. В казачьих частях ее совершенно не ждали, а в станицах ее посчитали как настоящий "бунт против царя". Иногородние же посчитали, что пришел долгожданный час, когда настало полное равенство с Казаками, и что теперь "казачья земля" будет даваться и им, как равным гражданам России. И когда на всей Кубани (Дону, Тереке и т.д. – Л.С.) установилась советская власть в самом начале 1918 г., а Добровольческая армия из Донских степей двинулась на Кубань для ее освобождения вместе с кубанскими полками, атаманом и правительством, - то самыми отъявленными противниками и стойкими красными бойцами против "белых" были иногородние Кубани (Дона, Терека и т.д. – Л.С.)…" (Елисеев Ф.И. С Корниловским конным. М.: ООО "Изд-во АСТ", 2003. С.432-434). Сидят (слева направо): военком корпуса В.Н. Микеладзе, комкор Б.М. Думенко, начальник штаба М.Н. Абрамов. Стоят (слева направо): комендант штаба Д.Г. Носов, начальник оперативного отдела И.Ф. Блехерт. Источник "Исторический вестник"
dzick:
dzick: Нелишне здесь отметить, что Думенко – вахмистр, артиллерист, из донских иногородних. Если сказать, что он променял свою честь "на красную звезду", то нужно и предполагать, что он как иногородний Дона, т.е. "городовык", возможно, был и вдохновителем своих подчиненных в ненависти к Казакам. И, кроме того, эти иногородние своими отцами и дедами были выходцы с Украины. Как можно и допускать, что их деды и прадеды были Казаками, может быть, и запорожцами, расказаченными после разрушения Запорожской Сечи, а отсюда – у потомков еще сохранился воинский дух, "хохлацкое" упрямство, настойчивость, что является положительными чертами для воина. «…Командир Конно-сводного корпуса Борис Макеевич Думенко, выходец из семьи донского иногороднего крестьянина, организовал в начале 1918 г. на Дону партизанский конный отряд и в беспрерывных боях с белоказаками вырастил его в соединение, послужившее затем основой 1-й Конной армии. В январе 1920 г. его Конно-сводный корпус взял Новочеркасск, внеся решающий вклад в победу над войсками Деникина. А в феврале комкора Думенко вместе с работниками его штаба арестовали по личному указанию Л.Д. Троцкого. Предлогом стало неизвестно кем совершенное убийство военкома корпуса В.Н. Микеладзе. А вот причиной... 27 марта реввоентрибунал Кавказского фронта, основываясь единственно на показаниях комиссаров и командиров из числа завистников и недругов Думенко, сформулировал обвинение. Один из первых пунктов гласил, что комкор и его соратники «вели явно и тайно антисемитскую пропаганду, называя ответственных руководителей Красной Армии и коммунистов жидами, засевшими в тылу». (А ничем не доказанное убийство военкома отодвинулось в последний, десятый, пункт.) Основанием послужило утверждение политкома одной из бригад, якобы Думенко сорвал с груди врученный Троцким в марте 1919 г. в Царицыне орден Красного Знамени и бросил его со словами «Не надо мне его от жида Троцкого, с которым придется воевать». На следствии комбриг Д.П. Жлоба, метивший занять место комкора, подкрепил это обвинение, показав, что будто бы на пьянках в штабе корпуса возглашалось: «Долой жидов и коммунистов!». Судила Думенко и его соратников 5 – 6 мая 1920 г. в Ростове-на-Дону выездная сессия Реввоентрибунала Республики. Руководить – для обеспечения нужного приговора – Троцкий прислал зампреда РВТР Я.А. Розенберга. Думенко на суде заявил: «Я никакой антисемитской пропаганды не вел, никакой агитации антикоммунистической в моих частях не было, и нигде я не участвовал ни в какой пропаганде против жидов и т.д. Если лично ругал жидов, ругал коммунистов, то до сего времени не знал, что это – государственное преступление... Когда сбросили Николая, то говорили, что каждый может говорить то, что он хочет...». Розенберг прямо уцепился за это: «...Вы в разговоре не только ругали того или иного коммуниста лично. Конечно, лично можно выругать, это не есть агитация, но вы говорили, что коммунисты, комиссары растаскивают народное достояние, что жиды забрали всю власть, что Советская власть – это сволочь...» Думенко все отрицал, равно как аттестование Троцкого «жидом» и прочее, старательно слепленное следствием из слухов и клеветы. Розенбергу попытался помочь другой член суда – председатель РВТ(рибунала) Кавказского фронта Зорин: «Не говорили ли вы, что жиды засели в тылу и пишут приказы?» – «Я этого не говорил. Когда мне на митинге был задан вопрос, почему с нами нет евреев, я сказал, что они не способны служить в коннице». Показательно, что обвинители Колбановский и А.Г. Белобородов, понимая, что обвинения в антисемитизме шиты белыми нитками, даже не упомянули о них, напирая на почерпнутые из тех же наветов «партизанщину» и «бандитизм». Зато приглашенные председателем Донисполкома А.А.Знаменским защитники – присяжные поверенные Исай Израилевич Шик и Иосиф Иосифович Бышевский, – мимо т а к о й «борьбы с антисемитизмом» пройти не могли. Просто совесть и профессиональная честь не позволили. «Если подсудимые ругали коммунистов, называли евреев жидами и разделяли кавалерийский предрассудок, что еврей не способен сидеть на коне и должен служить в пехоте, то все это – не государственное преступление...» – заявил Шик. Ему вторил Бышевский: «Говорят, что Думенко антисемит и вел юдофобскую пропаганду в своем корпусе, и фактов не представляют. Где этому обвинению доказательства? Он бранился, правда, обидными для национального самолюбия словами, но в слова эти никогда не вкладывал человеконенавистнического и погромного смысла. Где на его пути победного шествия были погромы? Да не ему ли и созданной им коннице суд обязан тем, что теперь спокойно в Ростове судит его, Думенко, и его штаб?» Но Розенберг явно считал себя обязанным не Думенко, а своему патрону – Троцкому. И первым пунктом приговора – к расстрелу! – поставил именно антисемитизм: «Вели систематическую юдофобскую и антисоветскую политику, ругая Центральную Советскую власть и обзывая в форме оскорбительного ругательства ответственных руководителей Красной Армии жидами...» Роковую роль, которую сыграло в судьбе героя-комкора обвинение в «оскорбительном ругательстве» по адресу Троцкого, ярко и документально точно показал в своем романе-дилогии «Думенко» писатель В. Карпенко. Другие эпизоды борьбы с антисемитизмом, которой в РККА руководили евреи, занимавшие видные посты в тыловых и фронтовых органах управления, еще ждут своего исследователя» А.В. Крушельницкий. Конно-Сводный корпус Думенко После ранения полученного 25 мая 1919 в бою на реке Сал, до 28 июля Думенко находился на излечении в Саратовской госпитальной хирургической клинике, где профессором Спасокукотским ему было сделано несколько операций. После удаления трех ребер и части легкого у него западала правая сторона грудной клетки, плетью висела правая рука. Приговор профессора Спасокукоцкого гласил: полная нетрудоспособность. Госпитальная Хирургическая клиника Саратовского университета УДОСТОВЕРЕНИЕ Выдано командующему левой группой 10-й армии Думенко в том, что он после полученного им 25 мая 1919 года огнестрельного слепого ранения правого легкого находился по 28 июля на излечении в Саратовской госпитальной хирургической клинике, где подвергался многократным операциям (14 пункций грудной полости и удаление снаряда). Пуля, вошедшая сзади ниже угла лопатки, прошла через легкое, перебив 7 и 8 ребра, и засела в мягких тканях сосковой области. Кровоизлияние в плевральную полость, заполнившее её почти всю, приобрело в конце гноевидный характер и частью отхаркивалось через дыхательные пути. Легкое спалось, а равно, и правая половина грудной клетки запала. В настоящее время легкое расправилось на половину, дыхание начинает восстанавливаться, отделение через бронхи продолжается, иногда с кровяным характером. Имеется явно выраженное малокровие. Для расправления легкого требуется еще полгода. Для полной трудоспособности - не менее 2-х лет. Профессор С.Спасокукоцкий Но Думенко не мог согласиться с заключением медиков. Пока есть силы, он должен служить делу трудового народа. Стоять в стороне от защиты революции, особенно в трудные для нее дни, он не мог. Над Республикой Советов нависла грозная опасность. Деникинские войска наступали по всему фронту. Курск был на кануне падения. До Москвы оставалось несколько переходов. Финансовые воротилы Донбасса установили миллионный приз тому полку, который первым ворвется в красную столицу. Конница белых генералов Мамонтова и Шкуро своими рейдами по тылам 9-й и 8-й красных армий расстроила планы советского командования, нанесла огромный ущерб народному хозяйству, фронту. Контрреволюция ликовала. Надо было дать ей решительный отпор, но сделать это без сильной конницы было невозможно.
dzick: Формирование корпуса Думенко видел по действиям своего корпуса, в командование которым вступил Будённый, какую великую нужду испытывал весь советский фронт в кавалерии. Корпус буквально замотали бесконечными перебросками: после решения задач по прикрытию отступающих частей 10-й армии его бросили ликвидировать прорыв белых на фронте 9-й армии, затем он возглавил наступление 10-й армии, взял Камышин, вплотную подошел к Царицыну. И вот, снова переброшен — теперь против Мамонтова — и, ушел под Воронеж. Против Деникина нужен еще один конный корпус, по силе не уступающий первому. В этом — ключ к победе. После выписки из госпиталя Думенко еще месяц восстанавливался на загородной даче и в начале сентября прибыл в штаб 10-й армии. Тепло встретили прославленного конника в штабе 10-й. Кроме командующего армией Клюева и члена Реввоенсовета Знаменского, тут же находился командующий Особой ударной группой Шорин. "— Вопрос о разделе фронта на два самостоятельных — Южный и Юго-Восточный — предрешен, — сообщил Шорин. — На днях пленум ЦК должен утвердить это решение. Конный корпус, по всей вероятности, останется в составе Южного фронта в качестве противовеса коннице Мамонтова и Шкуро. А главный удар по Деникину наносить нам, Юго-Восточному фронту — через Дон, на Кубань. Что мы противопоставим кубанским корпусам Улагая и Шатилова, трем Донским корпусам Сидорина? — заключил Шорин и посмотрел на Думенко. — Борис Мокеевич, ты — наш главный коновод. Тебе слово, — подсказал командарм Клюев. — Выход один — нужно сводить дивизионную конницу в один кулак, — поднялся Думенко. — Наиболее подходящими для этой цели считаю кавалерийские бригады Текучева из 37-й стрелковой дивизии и Лысенко из 38-й стрелковой. Можно включить и отдельную конную бригаду Жлобы, поскольку сама она не сможет решать задачу армии и тем более — фронта. "Клюев хорошо знал, что Думенко еще весной приложил руку к формированию бригад Текучева и Лысенко, не однажды их кавалерийские полки были в его оперативном подчинении, ходили за ним в атаку. Пойдут и сейчас за Думенко в огонь и в воду, только кликни. Особняком стояла конная бригада Жлобы, в которой были сильны партизанские традиции. Но за Думенко пойдет и она. Наслышан об этом был и Шорин, хотя он прибыл в Саратов совсем недавно с Восточного фронта. 14 сентября 1919 года приказом по войскам 10-й армии № 1102/оп было положено начало формированию нового Конно-Сводного корпуса. В приказе отмечалось, что войскам армии противостоит противник с многочисленной и хорошо организованной кавалерией, что "заставляет и у нас принимать необходимые меры для создания и у нас мощной и энергичной конницы". Объединение кавалерийских бригад в конный корпус позволит наносить сильные массированные удары, отмечалось в приказе, взять армии инициативу на фронте в свои руки. Из приказа №1102/ОП по 10-й армии: "Обстановка на Южном фронте потребовала в последнее время перегруппировки наших сил, в частности с фронта нашей армии снимается временно конный корпус тов. Будённого, смелыми и решительными действиями много способствовавший нашим победам над противником... Поэтому для дальнейшего наступления и разгрома противника приказываю, временно сведя для этого кавбригаду Жлобы (2 полка) и кавбригады 37-й и 38-й дивизий (по 2 полка в каждой), сформировать сводный конный корпус. Командиром корпуса назначаю тов. Думенко, лихого бойца и любимого вождя Красной Армии, своими победами не раз украсившего страницы боевых действий на фронте нашей армии. Уверен, что кавчасти, сведенные в новый корпус под командованием тов. Думенко, лихим и стремительным ударом не только разобьют все замыслы противника, но и отбросят его далеко за красный Царицын...". Корпус начал формироваться на станции Качалино, куда Думенко прибыл 18 сентября. С большим подъемом и подлинным энтузиазмом встретили бойцы и командиры кавалерийских бригад весть об объединении их в сводный корпус под командованием Думенко. Командир кавбригады 37-й стрелковой дивизии Текучев, политический комиссар бригады Миронов (???) и начальник штаба Дронов, обращаясь к командирам и бойцам бригады отмечали в своем приказе: "Исполнилась наша общая заветная мечта — объединиться под славным командованием доблестного вождя товарища Думенко. Теперь первейшей и важнейшей задачей всех наших действий должно быть стремление оправдать возлагаемые на нас надежды и стать достойными — быть под командованием товарища Думенко." Красные конники хорошо знали, что комкор своей храбростью, неоднократными победами над белогвардейцами, собственной пролитой кровью убедительно засвидетельст-вовал свою преданность революции, поэтому любили его, готовы были идти за ним в любое сражение, зная, что победа неизбежно будет за ними. Думенко хорошо были известны хлопоты по формированию кавчастей. Начал он с инспекционной поездки по бригадам. Все они находились в непрерывных боях, несли тяжелые потери и поэтому срочно нуждались в пополнении. В первом же своем приказе по корпусу комкор поставил задачу начальнику штаба корпуса и комбригам довести численность личного состава бригад до штатной, вплотную заняться формированием третьих полков, усилением огневой мощи подразделе-ний. По военным действиям Думенко видел, что бои предстоят ожесточенные, кровопролитные. На вооружение противника была брошена вся техническая мощь Антанты — аэропланы, танки, бронеавтомобили, артиллерия, бронепоезда. Поэтому красная конница не должна уступать противнику в технической оснащенности. Об этом Думенко вел разговор в штабе 10-й армии с ее командующим Клюевым. "— Кавалерии придется столкнуться с мощной технической силой, поэтому нахожу крайне необходимым усилить конкорпус артиллерией и бронеавтомобилями." — заявил комкор. Но он не ограничивается разговорами и 19 сентября пишет о том же рапорт командарму, затрагивая одновременно вопросы тесного взаимодействия конницы с пехотными частями в целях решительного наступления.
dzick: Срок был жестоко-коротким, чтобы решить вопрос создания боеспособного конного соединения. Одновременно со всеми текущими делами формировался и штаб корпуса. Начальником штаба по рекомендации штаба армии был назначен бывший капитан царской армии В.Я.Качалов. Прибыл и начальник оперативного отдела — 25-летний штабс-капитан царской армии, участник империалистической войны, кавалер многих орденов, в том числе Владимира IV степени, Михаил Никифорович Абрамов. Высокий, стройный, собранный, он сразу же произвел хорошее впечатление на комкора. В прошлом Абрамов работал учителем, на защиту революции встал с первых дней, воевал против Колчака на Восточном фронте, имел ранения. Начальником снабжения корпуса стал Лебедев. Разведку возглавил Марк Колпаков — двоюродный брат комкора, один из многочисленных Колпаковых, вставших в ряды борцов за Советскую власть. В последнее время он служил в 39-й дивизии своего брата, Григория Колпакова, которая твердо стояла на защите Царицына. Прослышав о создании конного корпуса Думенко, отпросился вместе с другими добровольцами в кавалерию. Весть о формировании корпуса разнеслась повсюду. Служить в коннице Думенко считалось высшей честью, и отбоя от добровольцев не было. В корпус просились красноармейцы из пехотных частей, ехали молодые Казаки из окрестных хуторов и станиц, охотно шли служить военнопленные. Участник штурма Зимнего, член КПСС с 1918 года, активный участник гражданской войны, военный комиссар одной из кавалерийских бригад П.С.Дьяченко позднее вспоминал, с какой радостью красноармейцы узнали о формировании 2-го конного корпуса Думенко и как они рвались служить под его началом. «Он действительно пользовался большим авторитетом у конников, — пишет Дьяченко о комкоре Думенко. — Когда стало известно, что он организовывает новый конный корпус, к нему пачками шли добровольцы Дона на своих конях». Быстро сформировала свой третий полк 2-я Горская бригада Фомы Текучева. И сам комбриг, и начальник штаба Дронов проявили при этом завидную расторопность и оперативность. М.Н. Абрамов — поручик 404-го пехотного Камышинского полка (лето 1916 г., Юго-Западный фронт) Марк Колпаков Текучев Ф.А.
dzick: Весть о формировании корпуса разнеслась повсюду. Служить в коннице Думенко считалось высшей честью, и отбоя от добровольцев не было. В корпус просились красноармейцы из пехотных частей, ехали молодые Казаки из окрестных хуторов и станиц, охотно шли служить военнопленные. Участник штурма Зимнего, член КПСС с 1918 года, активный участник гражданской войны, военный комиссар одной из кавалерийских бригад П.С.Дьяченко позднее вспоминал, с какой радостью красноармейцы узнали о формировании 2-го конного корпуса Думенко и как они рвались служить под его началом. «Он действительно пользовался большим авторитетом у конников, — пишет Дьяченко о комкоре Думенко. — Когда стало известно, что он организовывает новый конный корпус, к нему пачками шли добровольцы Дона на своих конях». Быстро сформировала свой третий полк 2-я Горская бригада Фомы Текучева. И сам комбриг, и начальник штаба Дронов проявили при этом завидную расторопность и оперативность. Во главе полков встали организаторы партизанских отрядов, знатоки военного дела Золотарев, Родионов, Курышко. В 3-й Донской бригаде Михаила Лысенко полки возглавили Харютин и Четвериков — лихие наездники и заядлые рубаки. Третий — Калмыцкий кавалерийский полк — формировался в районе села Терновка под Саратовом. В формировании Калмыцкого кавалерийского полка большую настойчивость проявили Х.Кануков, В. Хомутников и член Калмыцкого областного исполнительного комитета Амур-Санан. По их требованию из воинских частей армии были отозваны командиры-Калмыки для укомплектования полка кадрами. В 1-й Партизанской бригаде Д.Жлобы отдельный эскадрон был развернут в 3-й полк, во главе которого стал сын крестьянина-бедняка из села Преградного Медвеженского уезда Ставропольской губернии Петр Андреевич Кипкалов. Он прошел огонь империалистической войны, дослужился до чина старшего унтер-офицера, имел полный бант Георгиевских крестов. В начале 1918 года принял активное участие в формировании партизанского отряда для защиты Советской власти, командовал эскадроном. При отступлении партизанских отрядов за Маныч эскадрон влился в соединение, которым командовал Жлоба. Во главе имеющихся двух полков 1-й Партизанской бригады — 1-го Кубанского и 2-го Таманского — стояли терский казак Федот Тучин и кубанский казак Максим Белов. Думенко побывал в полках всех бригад, у артиллеристов, в пулеметных командах, у бойцов бронепоезда. Отрадное впечатление на него произвели командиры: все добровольцы, с первых дней гражданской войны, вставшие на защиту революции, организаторы краснопартизанских отрядов и первых советских кавалерийских частей на Дону и Кубани, в Ставрополье и на Тереке. Прекрасный боевой материал представляли конники-красноармейцы: 90 процентов из них были врожденными кавалеристами из донских, кубанских и терских станиц и хуторов. Первые распоряжения комкора были направлены на укрепление революционной дисциплины, повышение боеспособности подразделений, улучшение снабжения и приведение в порядок материальной части, организацию учебы и отдыха командиров и красноармейцев. Весь личный состав почувствовал, что во главе корпуса не только отчаянный храбрец и мастер сабельной рубки, но требовательный и заботливый командир, умелый организатор крупных кавалерийских масс. Бои за Царицын Формирование корпуса происходило в боевой обстановке. Уже 19 сентября его части вступили в бой, обеспечивая наступление 28-й стрелковой дивизии. ПРИКАЗ войскам Конно-Сводного корпуса №2/ОП 19 сентября 1919 г. Качалинская Противник перед фронтом армии пассивен и тщательно наблюдает переправы на Дону. На правом фланге наших частей действуем совместно с частями 38-й дивизии, которой приказано во что бы то ни стало удерживать свои позиции по линии реки Сакарки от Трехостровская до Араканцев включительно. Слева частями 28-й дивизии приказано не позднее вечера 20 сентября сбить противника и выйти на линию Араканцев исключительно, Варламов, выс. 471, Пичуга. Нашему корпусу приказано принять энергичное участие в обеспечении операции 28-й дивизии, правого его фланга, иметь резерв и вести энергичную разведку на фронте Песковатская - разъезд Конный, для чего приказываю: 1. Комбригу - 1 тов. Жлобе иметь два полка в резерве ст.Качалинская, а одним полком вести усиленную и энергичную разведку на фронте Песковатская - раз. Конный. 2. Комбригу - 2 тов. Текучеву расположить бригаду в резерве ст. Качалинская. 3. Комбригу - 3 тов. Лысенко с переходом частей 28-й дивизии в наступление принять энергичное участие в обеспечении операции 28-й дивизии с правого фланга. По выходе пехотных частей на указанную им линию и установлении прочной связи кавбригаде отойти в район Фастов - Заховаев. 4. Получение приказа и отданные распоряжения донести. Комкор - Б.Думенко Начштакор - В.Качалов" 20 сентября 3-я Донская бригада, разделившись на две части, приступила к выполнению задания. Полк Четверикова в полночь выступил на Араканцев, а первый полк Харютина — на хутор Варламов. У хутора Грачевского столкнулись в скоротечном жестоком бою с конницей генерала Топоркова. Донская бригада вместе с подоспевшими из резерва бригадами Жлобы и Текучева, которые повел в атаку сам комкор, стремительно атаковала и смяла противника. Один полк белоказаков, обойденный со всех сторон, вырубили и частично пленили, второй — разметали по балкам и косогорам. Кубанцы вынуждены были отступить, укрывшись за Древним валом. Конники Думенко с ходу атаковали укрепления и, несмотря на губительный огонь вражеской артиллерии, автоброневиков и пулеметов, прор-вали оборону, вырубили пехоту и оттеснили кавалерию кубанцев в район Котлубани. Здесь, у хутора Грачевского, комкор Думенко впервые встретился с прославленным героем Восточного фронта, начальником 28-й Железной дивизии Владимиром Азиным. Своим победным боем корпус способствовал продвижению этой дивизии почти на 20 километров за сутки. Начдив горячо благодарил конников за лихой удар по врагу. 21 сентября комкор подготовил приказ о наступлении бригад с целью захвата железнодорожной станции Котлубань. 1-й Партизанской бригаде с рассветом 22 сентября предстояло овладеть хутором Гниловским, а к вечеру энергичным налетом захватить хутора Чуприн и Котлу-банский, выйти юго-западнее Котлубани и перерезать железнодорожное полотно. 3-я Донская бригада сосредоточилась на хуторах Араканцев и Варламов и к вечеру должна была нанести удар по хуторам Грачевский и Грачи и выйти юго-восточнее Котлубани на соединение с 1-й Партизанской. Бригаде Текучева была поставлена задача занять полком Курышко хутор Вертячий, а два полка иметь в резерве на хуторах Паньшиных, охраняя переправы и броды по правому берегу Дона. Особое внимание в операции комкор уделял огневой поддержке конницы. «Приданную артиллерию вводить всю в бой и развивать самый интенсивный огонь во время атаки», — подчеркивал он в приказе. Операция протекала по плану. С утра стремительными сосредоточенными ударами обе кавбригады сбили противника, заняли хутора и вышли к полудню юго-восточнее Котлубани. Но, несмотря на многократные настойчивые атаки, поддержанные стрелками 28-й и 38-й дивизий, перерезать железную дорогу не смогли ввиду губительного кинжального огня крейсирующих бронепоездов и броневиков. На станции Котлубань в бою были захвачены богатые трофеи, в том числе 5 пулеметов, много винтовок, кавалерийские седла, фургоны с лошадьми, 4 санитарные линейки. Подводя итоги боя, Думенко отмечал в приказе: «В последнем бою 22 сентября комсостав и бойцы корпуса показали себя выше всяких похвал. Невзирая на ураганный огонь противника, на превосходство его сил, части лихо бросались в атаку, сбивали конницу противника. Порывы лихих атак только сдерживала мощная артиллерия противника. Честь и слава красным бойцам-кавалеристам Рабоче-Крестьянского правительства!». Особое внимание комкор обращал на дисциплину боя: «Во время боя при переходе в атаку мною в одной из частей было замечено замешательство и нерешительность, — писал он в одном из первых своих приказов. — Стыдны и низки такие явления и недопустимы для истинных бойцов-революционеров, когда соседние части не щадя своих жизней идут лихой атакой на превосходящие силы противника. Трусам нет места в Красной Армии. Замеченных в уклонении от боя немедленно предавать суду военно-полевого трибунала». Комкор решительно пресекал различные попытки со стороны комсостава и красноармейцев самовольно отвлекать транспорт местного населения на нужды частей, забирать зерно их крестьянских ворохов на токах и необмолоченный хлеб, фураж для лошадей. «Если крестьяне не обмолотят хлеб, то и нам есть нечего будет, — предупреждал он в приказе по корпусу вместе с исполняющим обязанности комиссара Голозубовым. — Напоминаю, что такие незаконные требования недопустимы и предлагаю командирам частей строго следить за порядком. За грабежи виновные будут караться по законам военного времени». Авторитет комкора был велик, приказы его выполнялись беспрекословно, поэтому во всех частях царил дух суровой и твердой дисциплины. Закаляясь в первых боях, обретая фронтовую спайку, кавалерийские бригады корпуса Думенко продолжали пополняться личным и конским составом, получали оружие, обмундирование, снаряжение. О грозной силе нового корпуса Думенко заговорили не только красные бойцы, но и белое командование. По силе ударов корпуса в первых боях белые сделали вывод, что у Думенко не менее 10000 конницы, значительно преувеличивая его действительную численность. Получив чувствительный удар от красной конницы, Врангель решил, во что бы то ни стало покончить с новым корпусом Думенко. На помощь потрепанным дивизиям 4-го корпуса генерала Топоркова были выдвинуты Кубанская и Чеченская кавалерийские дивизии генерала Улагая. Лава за лавой азартно бросались белые в атаку. Красные конники с трудом выдерживали нажим кавказских и кубанских полков, которые привыкли к победам, действовали лихо и напористо. В эти дни бои за Царицын приняли особенно ожесточенный характер. Отдельные пункты переходили из рук в руки по несколько раз. Конница Думенко, добиваясь успеха, вынуждена была отдавать взятые населенные пункты противнику ввиду его прорывов на участках соседних 28-й и 38-й дивизий, изнуренных этими боями и сильно ослабленных тяжелыми потерями. Много героических страниц в историю корпуса вписали лихие конники в этих боях. Полк казака станицы Баклановской Федора Золотарева, выйдя в тыл белых, захватил четырехорудийную батарею. Его конники Павел Батаков, Федор Бурлаков, Стефан Болдырев были отменными артиллеристами. Они встали у орудий и вместе с пленными артиллеристами открыли беглый огонь по белогвардейской коннице. Белые полки смешались и в беспорядке побежали. Бригады неотступно преследовали их на протяжении 20 километров, сбив их снова с Древнего вала. В одной из жарких схваток под комиссаром бригады Мироновым убило коня, сам он был ранен в левую руку. Группа белоказаков бросилась, чтобы прикончить комиссара. Вокруг сгрудилось несколько бойцов, прикрывая раненого, выстрелами из нагана комиссар свалил трех белоказаков. Героизм проявили Павел Назаренко и Филипп Орлов — красные казаки с хуторов Старо-Соленый и Лагутники станицы Романовской. Вихрем ворвались они в группу окруживших комиссара белогвар-дейцев и спасли его в отчаянной рубке, помогли ему сесть на коня и присоединиться к основным силам. Комкор Думенко отметил героизм красных конников в этих ожесточен-ных боях. «Не взирая на превосходство сил противника и его техники, — писал он в приказе, — бойцы вверенного мне корпуса произвели геройскую храбрость и не только выдержали удар противника, но и, сбив его, части корпуса продвинулись вперед. Объявляю благодарность честным и неустрашимым бойцам Революции. Надеюсь, что при такой неустрашимой энергии и храбрости белые банды вынуждены будут бежать далеко за пределы не только Красного Царицына, но и рек Сала и Маныча». Особенно комкор отметил лихие действия бойцов бронепоездов в боях за Котлубань и 2-й батареи героического командира Бородаенко. Противник в эти дни вел усиленную разведку, используя новейшую технику — самолеты. Комкор Думенко в приказе от 6 октября указал, что «в некоторых местах аэропланы противника спускаются настолько низко, что их возможно поражать ружейным огнем». Он потребовал от командиров частей иметь дежурные пулеметы и орудия, приспособив их заранее для стрельбы по воздушным целям. Готовясь к решающим боям за Царицын, комкор побывал во всех бригадах, проверил их готовность, боевой настрой и вынес самое лучшее впечатление. «Виден революционный дух и дисциплина в рядах красных бойцов, — писал он о 3-й Донской бригаде. — В последних боях красные донцы проявили большую стойкость и отвагу, чем заслужили вполне название честных борцов за идеи Рабоче-Крестьянского правительства. Честь и слава лихим донцам! Надеюсь, что и впредь эту славу они не уронят». Между тем, несмотря на частные успехи, в целом обстановка на юге страны складывалась не в пользу красных войск. Ударный клин деникинских армий, нацеленный на Москву, захватил Курск, 6 октября — Воронеж, затем — Кромы. Тревожное положение создалось на подступах к Орлу. Ранним утром 11 октября началось долгожданное общее наступление на Царицын. Шедшая в авангарде 3-я Донская кавбригада Георгия Трехсвоякова (сменившего раненного Лысенко) проломила брешь в обороне 1-го Кубанского корпуса Покровского и, поддержан-ная с флангов Партизанской и Горской бригадами, расширила прорыв, развивая наступле-ние вглубь на Царицын. Во второй половине дня, оправившись от неожиданности, белые бросили в бой резервные полки смешанного корпуса генерала Шатилова, усиленные танками и аэропланами. Это была «новинка» белого командования, и красные конники впервые столкнулись с техническим «чудом», рожденным XX веком. Налет аэроплана не нанес никакого вреда. Паника, поднявшаяся было среди конников, быстро была устранена. Командиры и комиссары тут же показали, как надо бороться с самолетами. Огнем подготовленных заранее по приказу комкора, орудий и пулеметов они быстро были отогнаны. Труднее оказалось вести бой с танками. Горская бригада, по которой пришелся удар трех бронированных чудовищ, смешалась и начала отходить. Комкор на взмыленном коне лихо осадил у батарей Ермолая Безматьева и Василия Бородаенко. По его команде огонь орудий был сосредоточен на танках противника. Уже со второго залпа запылал передовой танк, затем были подбиты и остальные. Думенко сам повел дрогнувшую бригаду в атаку и, несмотря на губительный огонь «железных хат», как их окрестили бойцы, танки были окружены и подорваны гранатами. Вместе с конниками комкор вырубил экипажи танков, и контратака белых захлебнулась. «Чудо» зарубежной техники, присланное Антантой, не остановило порыв красных конников. Еще дважды до вечера комкор побывал в жарких схватках с белогвардейцами. С Донской бригадой они рассеяли кубанских пластунов под хутором Песковатским и тут же, не успев отойти от горячего боя, столкнулись с конной дивизией корпуса генерала Топоркова. Красные конники за день устали рубить врага, и свежие полки Кабардинской дивизии начали теснить бригаду. Комкор с эскадроном охраны бросился в самую гущу боя и прижал белых к хутору Вертячему, откуда ударила 1-я Партизанская бригада, обратив противника в паническое бегство. Один полк белых был полностью уничтожен, погиб и командир Хан Эриванский. Командовавший в этом бою дивизией кубанских казаков полковник Шинкаренко едва спасся бегством. День горячих боевых схваток подошел к концу. Опустилась темная осенняя ночь. Конники, несмотря на сильное утомление, перебирали в памяти боевые эпизоды прошедшего дня. Смеялись над своим испугом, когда внезапно налетели самолеты и, ошалевшие лошади разносили их в разные стороны. Вспоминали, с каким ожесточением рубили шашками броню танков и подрывали гранатами. Настроение у всех было боевое, все горели желанием взять Царицын. Штаб корпуса напряженно работал почти всю ночь. В своем приказе Думенко указывал задачу следующего дня: решительно атаковать противни-ка с целью разбить его и овладеть Царицыным, для чего в первую очередь корпусу надлежало захватить район Карповка—Басаргино. С рассветом 12 октября конница Думенко при поддержке стрелковых дивизий перешла в наступление. Выполняя приказ 1-я кавбригада выступила из хутора Нижне-Гниловского в 4 часа 30 минут в направлении хутора Бородин и с рассветом на высотах в пяти верстах западнее обнаружила противника численностью 6 кавполков при 12 орудиях. Противник открыл сильный артиллерийский и пулеметный огонь и, пользуясь своим двойным численным превосходством, пытался перейти в атаку, но Таманский полк опередил его, сбил стремительным ударом и начал преследовать в направлении Россошинская—Греков—Степкин—Бабуркин. Пользуясь туманной погодой, белые организованно отошли и сгруппировали свои силы на высотах западнее хуторов Греков и Степкин, а затем под прикрытием сильного артиллерийского огня бросились в атаку. Таманский и Кубанский полки сосредоточили на цепях противника ураганный артиллерийский огонь, перешли в контратаку и заставили его потесниться. Были отбиты два орудия с упряжью и прислугой, снаряды, мотоцикл и другие трофеи. Кавбрига-да заняла Россошинскую и хутора Андрианов, Степкин, Греков, Бабуркин, преследуя отходящего противника в направлении на Гумрак. В это же время 3-я Донская бригада энергичной атакой отбросила Уманский и Запорожский полки Кубанского корпуса в направлении Котлубани и заняла Песковатку. Противник, перегруппировавшись, пытался перейти в контратаку, но был сбит, потеряв высоту 408. Успешно атаковала белых и Горская бригада вместе с пехотными дивизиями, потеснив 4-й Кубанский корпус к станице Россошинской, а во второй половине дня охватом с трех сторон вместе с 1-й бригадой выбила Кабардинскую дивизию из станицы и погнала в направлении станицы Карповка. В этом бою комбригом Текучевым был тяжело ранен в единоборстве командир Кабардинской дивизии генерал Анзоров. От смертельного сабельного удара комбрига его спасла кавказская шапка со шлемом (???). Конники ликовали: в бинокль уже были видны заводские трубы Царицына, его предместья. «В седле не усидел, а на хвосте не удержится», — говорили они о Врангеле, который ежедневно бросал в бой свежие подкрепления, прибывшие с Кубани и Терека, но корпус при поддержке пехоты мощными ударами перемалывал их одно за другим. К вечеру после ожесточенного боя была занята Карповка. На полевом галопе конники Думенко преследовали полки Кавказской армии, выйдя на рубеж Воропоново—Разгуляевка—Гумрак. Белогвардейцы перешли в контратаку в районе Гумрака. Улагай обрушил на стыке 1-й и 2-й бригад 38-й стрелковой дивизии Харченко удар кубанских казаков. Белые полки, несмотря на плотный огонь артиллерии и пулеметов, невзирая на большие потери, атаковали с бешеной яростью и потеснили 1-ю, а затем и 2-ю бригады дивизии. Думенко бросил им на помощь 2-ю Горскую бригаду. Словно вихрь, выскочила с левого фланга кавалерийская бригада Фомы Текучева. Комбриг, бывший царский есаул, в развевающейся бурке, как на крыльях, летел впереди своих конников на полном намете. Среди дыма и пламени, в грохоте снарядов и криков людей звенели клинки. Врангелевцы не выдержали сокрушительного натиска красных конников и покатились за Гумрак. Продолжая их преследовать, бригада Текучева полностью разгромила два полка, захватила много пленных и орудий. Это была ощутимая победа, еще больше укрепившая боевой дух и ратный порыв красноармейцев, стремившихся к Царицыну. Красным конникам хорошо были знакомы предместья Царицына, трубы заводов города уже различались невооруженным глазом, чувствовался влажный волжский ветерок. Но кавалерийские полки думенковцев, окружившие город и готовые к последнему штурму Царицына, вдруг были остановлены.
dzick: Продолжаю тему, много интересного появляется, вот что пишет Сергей КОЛОМНИН, «Независимое военное обозрение» Почему Семен Буденный был против реабилитации Бориса Думенко В 1964 году, 47 лет назад, Военная коллегия Верховного суда СССР отменила смертный приговор и реабилитировала одного из лучших командиров Красной армии периода Гражданской войны, создателя первых крупных конных соединений РККА Бориса Думенко, который в 1920 году по ложному обвинению в подготовке антисоветского мятежа и убийстве комиссара кавкорпуса Микеладзе был осужден и расстрелян. Публично против отмены приговора выступил только один человек – Маршал Советского Союза Семен Буденный, которого поддержал его друг и соратник по Первой конной армии Климент Ворошилов. Сначала подчиненный, потом соперник. Известно, что Буденный и Думенко были непримиримыми врагами. Многие историки объясняют этот факт тем, что Думенко якобы более тяготел к Льву Троцкому, а Буденный – к Иосифу Сталину, и уцелел в результате тот, кто поставил на «правильную» фигуру. Однако были и глубоко личные мотивы. Борис Думенко – создатель конармии С сентября 1918 года Думенко уже командует 1-й Донской кавбригадой, а с ноября – он начальник Сводной кавалерийской дивизии, преобразованной в марте 1919-го в 4-ю кавдивизию, которая под его руководством успешно сражалась против белоказаков Петра Краснова и войск Антона Деникина. За эти успехи 2 марта 1919 года Думенко наградили орденом Красного Знамени за номером 5. Честолюбивый Семен Буденный долго находился в подчинении у Думенко, начав службу с командира эскадрона. Когда отряд Бориса Мокеевича преобразовали в Донскую кавбригаду, он взял Буденного к себе заместителем, а после реорганизации бригады в сводную кавалерийскую дивизию его назначили начальником штаба соединения. Семен Буденный – конкурент-завистник Быть на вторых ролях явно не нравилось Буденному, который считал, что «ни в чем не уступает Думенко». Но противостоять ему на первых порах он не мог. В мае 1919 года Борис Мокеевич был ранен и попал в госпиталь. Его место занял Буденный, который стал активно воплощать идею создания массированного кавалерийского соединения – конной армии. Однако, как считает, опираясь на документы, кандидат исторических наук, член-корреспондент РАЕН Владимир Дайнес, «замысел создания конной армии принадлежал Думенко и бывшему полковнику царской армии, впоследствии ставшему Маршалом Советского Союза Егорову». Буденный, оказавшись во главе дивизии Думенко, стал активно, в том числе и перед Сталиным и командующим 10-й армии Александром Егоровым, лоббировать идею своего бывшего начальника. Думенко он, похоже, уже списал со счетов. Как только комдива в тяжелейшем состоянии (в дальнейшем у него удалили три ребра и часть пораженного легкого) отправили в госпиталь, не дожидаясь официального принятия дел, Буденный потребовал отобрать у него автомобиль, под тем предлогом, что он «ему больше не понадобится». Один из исследователей жизни Семена Михайловича, не побоявшийся проявить объективность, отмечает: «...Из-за болезни Думенко Буденный смог вырваться из-под его руководства, никакая сила не смогла бы уже вернуть Семена Михайловича на вторые роли. Он четко уяснил себе: для того чтобы удержаться на высоком посту, мало добросовестно выполнять обязанности, нужно еще и следить за конкурентами, сметая тех, кто становится на пути». Буденный действовал настойчиво, и вскоре его дивизия была преобразована в кавалерийский корпус. Думенко, видя, как его детище буквально уплывает из рук, срочно, даже не оправившись от ран, выписался из госпиталя. Но в штабе армии ему сказали, что место уже занято: Буденный успел заручиться поддержкой Сталина. Тогда Думенко в сентябре 1919 года добивается разрешения сформировать 2-й сводный кавалерийский корпус в составе 9-й армии, который планирует преобразовать в армию. Но 17 ноября 1919 года Реввоенсовет принимает решение о создании 1-й Конной армии на базе 1-го конного корпуса Буденного. К имеющимся войскам добавили артиллерию, отряд бронепоездов, авиационную группу и автобронеотряд, а также решили значительно увеличить количество бойцов, на тот момент составлявшее около семи тысяч. Красные кавалеристы – грозная сила большевиков Но Думенко не падает духом, продолжая успешно воевать. Его корпус отличился в январе 1920 года при освобождении Новочеркасска, за что Бориса Мокеевича удостоили Почетного революционного оружия. Думенко по-прежнему строил планы по преобразованию корпуса в армию, но в первых числах февраля 1920 года в соединении случается ЧП – убийство корпусного комиссара Микеладзе. РВС Кавказского фронта тут же создал Чрезвычайную следственную комиссию, которая собрала материал, «характеризующий настроения корпуса в политическом отношении». Отмечалось, что «Думенко со своим штабом ведет беспрерывную борьбу против Советской власти, в частности против представителей Р.К.П. (большевиков) и комиссаров в корпусе, и старается их скомпрометировать путем гнусной клеветы и грубой демагогии перед массой красноармейцев, пытаясь мешающих его работе уничтожить». А вывод был такой: «Комкор Думенко и его штабные чины своей деятельностью спекулируют на животных инстинктах массы, пытаясь завоевать себе популярность и поддержку тем, что дают полную волю в поощрение грабежам, пьянству и насилию. Злейшими их врагами является каждый политработник, пытающийся превратить разнузданную и дикую массу в регулярную дисциплинированную и сознательную боевую единицу». Кто виноват? Думенко (здесь комиссия была права) действительно не очень-то любил комиссаров. Однако прямых доказательств, что именно командир корпуса убил своего комиссара или поручил это кому-либо сделать, не было. Следствие, тем не менее, вынесло следующий вердикт: «Военком Микеладзе был убит неизвестным ординарцем штаба конного корпуса, но подстрекателями и прямыми укрывателями убийцы являются комкор Думенко и его штаб». 11 мая 1920 года по приговору РВС Думенко расстреляли... Некоторые историки утверждают, что за решениями Чрезвычайной следственной комиссии стоял Буденный, который, как известно, неоднократно жаловался Сталину на своего соперника, называя того «лихим драчуном, который не собирается подчиняться кому-либо, даже во имя идеи, во имя дела». Думенко действительно грешил «партизанщиной». Мог, по настроению, просто порвать на кусочки полученный приказ. Мог и развернуть свои части в совершенно другом, противоположном указанному в приказе направлении. Мог и увести свои войска в рейд, не поставив в известность командование, но при этом, самое главное, мог победить! После происшествия с комиссаром Микеладзе Буденный написал докладную Сталину, заявляя, что «Думенко – враг и хочет увести корпус к белым». Однако на всех официальных документах, обвинявших Думенко, подписи Буденного нет. Там стоят подписи только членов Чрезвычайной следственной комиссии: политкомиссара 21-й дивизии Лиде, политкомиссара 2-го конного корпуса Пескарева, начальника политотдела 36-й дивизии Злауготниса и начальника особого отдела конного корпуса Карташева. Санкционировали же расстрел Думенко член Реввоенсовета 9-й армии Александр Белобородов (тот самый бывший председатель исполкома Уральского облсовета, подписавший постановление о расстреле царской семьи) и член РВС республики видный большевик Ивар Смилга. Но, по воспоминаниям «первоконников», Буденный был откровенно рад устранению Думенко. И дело не только в том, что он боялся конкурента. Семен Михайлович к тому времени был не менее авторитетен в войсках, чем Думенко, возглавлял Конную армию, которая одержала ряд убедительных побед. К тому же у Буденного было важное преимущество – он сблизился со Сталиным, «почувствовал руку партии» и даже вступил в ВКП(б). Однако была у Буденного глубоко личная причина ненавидеть Бориса Мокеевича и радоваться его смерти. Еще в бытность командиром эскадрона в бригаде у Думенко Семен Михайлович был по приказу Бориса Мокеевича жестоко наказан… плеткой. И вот за что. Однажды к Думенко пришла казачка в разодранном платье и пожаловалась на то, что ее изнасиловали бойцы из эскадрона Буденного. Борис Мокеевич, скорый на расправу, тут же вызвал комэска и устроил ему показательную порку за то, что тот «распустил своих хлопцев». Буденный был в бешенстве. Ветераны-«первоконники» вспоминали любопытный эпизод. Когда двое дюжих «думенковцев» срывали с Буденного рубаху и укладывали его для порки на лавку, он в ярости протестовал: «Да у меня полный Георгиевский бант, меня даже офицер при царе пальцем не мог тронуть, а ты меня, красного конника, плеткой?!». На что стоявший рядом Думенко, посмеявшись, ответил: «Да какой ты Георгиевский кавалер, Семен, фантиков себе на базаре навесил, а так настоящие казаки не делают…» Буденный, как утверждает последнее издание Военной энциклопедии (Москва, 1997 год), «награжден четырьмя Георгиевскими крестами и четырьмя Георгиевскими медалями». То есть Семен Михайлович являлся полным Георгиевским кавалером, или, как выражались в те времена, «имел полный Георгиевский бант», что само по себе было немалой редкостью. Для сравнения можно отметить, что человек отчаянной личной храбрости, легендарный герой Гражданской войны Василий Чапаев заслужил на полях сражений Первой мировой три Георгиевских креста и одну Георгиевскую медаль 4-й степени. Здесь необходимо напомнить, что Георгиевские награды, о которых идет речь, – это не ордена Святого Георгия, поскольку с момента своего учреждения 26 ноября 1769 года он предназначался в награждение только офицерам. Этот крест, а правильно он называется Знак отличия Военного ордена Святого Георгия, был введен еще в 1807 году для поощрения нижних чинов русской армии и первоначально имел только одну степень. В 1856 году, после окончания Крымской войны, крест был разделен на четыре степени: 1-я и 2-я – золотые, 3-я и 4-я – серебряные. На каждом из крестов проставлялся порядковый номер, причем – отдельно по каждой степени. Сначала давалась четвертая степень, затем вторая и третья. И лишь при совершении четвертого личного подвига солдат, матрос или унтер-офицер награждался высшей степенью Георгиевского креста. Стать Георгиевским кавалером, особенно полным, было мечтой сотен тысяч солдат и унтер-офицеров царской армии: помимо всеобщего уважения, обладатели таких наград получали денежные выплаты и пользовались широким спектром действенных льгот. В 1913 году к Георгиевскому кресту четырех степеней добавилась еще и номерная Георгиевская медаль, также разделенная на четыре степени. Очередность награждения крестами и медалями не устанавливалась, хотя крест ценился выше. Но полным солдатским Георгиевским кавалером после 1913 года считался лишь тот, у кого было четыре креста и четыре медали… Однако после победы в Гражданской войне Георгиевская награда, как и другие царские ордена, символизирующие «отжившие ценности», попала в немилость. О ней вспомнили только в годы Великой Отечественной, когда Сталин, обратившись к историческому опыту, учредил солдатский орден Славы, статут которого был полностью списан с Георгиевского креста. Но в первые годы Гражданской войны, когда у советской республики практически не было наград, многие красные бойцы и командиры, имевшие боевых «Георгиев», которых давали не за выслугу лет или высокое положение, а за личную отвагу и храбрость, откровенно гордились ими. И бросить обвинение в присвоении такой награды в то время – значило смертельно оскорбить человека. Но так ли уж не прав был Думенко, говоря о «фантиках» на груди у Буденного? Несуразица с «Георгиями». За все годы советской власти ни у кого из официальных историографов не возникла даже мысль о том, насколько правомерно грудь Буденного украшают аж восемь Георгиевских наград. Его фотография в казачьей бескозырке «с полным бантом» на груди красуется в Музее Вооруженных сил, известна и другая «в полной драгунской парадной форме», которую без труда можно отыскать на официальном интернет-сайте маршала Советского Союза. Полный Георгиевский бант – знаки ордена св. Георгия четырех степеней – яблоко раздора Однако сомнения в подлинности «полного Георгиевского банта» Семена Михайловича неоднократно высказывали и коллекционеры, и некоторые историки, которым так и не удалось отыскать в архивах доказательств об этих наградах Буденного. В последнее время были найдены новые факты, подтверждающие эти сомнения. Вот что рассказал автору данного очерка известный писатель и знаток отечественной наградной системы, из-под пера которого вышло более сорока книг по истории символики и геральдики, Александр Кузнецов: «О том, что Семен Михайлович был Георгиевским кавалером, я знал и раньше. Но, работая над книгой «Знаки славы Отечества», решил уточнить факты и договорился о встрече с Инной Семеновной, дочерью Буденного, работавшей тогда в издательстве «Московский рабочий». С ее слов я записал, за что Семен Михайлович получил каждый из Георгиевских крестов, и впоследствии описал эти случаи в своей книге. От нее я узнал, что Буденный награждался Георгиевскими крестами пять раз. Однажды он ударил оскорбившего его вахмистра, за что его лишили первой награды – Георгиевского креста 4-й степени, полученного им в качестве взводного унтер-офицера 18-го Северского драгунского полка в ноябре 1914 года на русско-германском фронте за бой под Бзежинами. Повторно Георгиевский крест 4-й степени Буденный получил в конце 1914 года в бою за город Ван на турецком фронте, куда перевели его драгунский полк. В дальнейшем Семен Михайлович был удостоен, по словам Инны Семеновны, еще трех крестов: в январе 1916 года 3-й степени «за участие в нескольких лихих атаках под Менделиджем»; в марте 1916 года 2-й степени за разведку города Бекубе и захват пленных. И, наконец, в июле 1916 года он с четырьмя товарищами-добровольцами был послан за «языком». Совершив «головокружительный по своей смелости и дерзости рейд», Буденный привел шесть турецких солдат и одного старшего унтер-офицера. За этот подвиг Буденный награжден Георгиевским крестом 1-й степени». Далее Кузнецов отметил: «Через несколько лет после выхода моей книги мне попался в руки том из серии ЖЗЛ «Буденный» (Москва, «Молодая гвардия», 1983 год, автор Золототрубов). Перелистывая страницы, я обратил внимание на фотографию Буденного от 1915 года, на которой изображен бравый унтер-офицер в бескозырке, с аксельбантом, а на груди у него четыре Георгиевских креста и четыре Георгиевские медали. Полный бант! Откуда?! Этого никак не может быть, ведь рядом на той же странице фотографии от 1915 года и от 1914 года, где Буденный изображен только с одним крестом! Все свои награды, кроме креста 4-й степени от 1914 года, если опираться на рассказ Инны Семеновны, факты, приведенные в книге Золототрубова, многие другие источники, получены Буденным в течение… 1916 года. Причем ни в рассказе дочери Буденного, ни в других источниках ни о каких Георгиевских медалях вообще не упоминается!». Что это? Мистификация? Или фальсификация? Вот мнение Кузнецова: «Я долго думал, рассматривая снимки будущего советского маршала с «полным Георгиевским бантом». Несмотря на явную ретушь, уж больно они неестественны и не похожи на портреты, которые могли выполнить художники-лизоблюды. И, наконец, до меня дошло. Знаете, раньше на базаре устанавливали щиты, на которых нарисован герой-всадник с дырой вместо головы? Человек просовывает туда голову, и его фотографируют. Так, видимо, было и здесь. Пришел молодец к фотографу, а там уже готовый фанерный «герой войны», а на груди – «полный Георгиевский бант», и готово дело. Можно послать фотографию домой родителям или любимой девушке. Мне также кажется, что оба «портрета», и в казачьей, и в драгунской форме, были «выполнены» в один день. А потом пошли по рукам, как подтверждение «заслуг» героя. В пользу этой версии говорит и аксельбант, который никак унтер-офицеру драгунского полка не полагался. В тот период его носили только генералы, штаб- и обер-офицеры Генерального штаба, адъютанты, военные топографы, жандармы и фельдъегеря». Мы с Александром Кузнецовым попробовали атрибутировать фотографию, опубликованную на интернет-сайте Буденного. Напомню, что в 1915 году Семен Михайлович служил унтер-офицером 18-го Северского драгунского полка, а значит, мундир должен быть драгунским. Он действительно похож на драгунский, но… северцы никогда не носили подобных головных уборов! Их шапка была совсем другой формы. Вызывают удивление отнюдь не драгунский поясной ремень, тот же пресловутый аксельбант и несколько знаков, расположенных ниже «полного Георгиевского банта». Это – золотой и серебряный знаки «За отличную стрельбу», очень высоко ценившиеся на фронте. Однако кавалеристы-драгуны, к коим относился Семен Михайлович, его удостаивались не часто, и выдавался он в основном в пехотных частях. Словом, как выразился Кузнецов, – «полнейшая бутафория». Но тогда возникает вопрос: был ли вообще Семен Михайлович награжден Георгиевскими наградами? Георгиевских медалей у него точно не было, но может, и не было Георгиевских крестов? По сути, доказательств того, что Семен Михайлович являлся обладателем четырех крестов, кроме растиражированной в десятках книг в советское время официальной биографии маршала, нет. Самое главное – никто не видел и подлинных наград Семена Михайловича, за исключением, пожалуй, креста 4-й степени, выданного за подвиг ноябре 1914 года на русско-германском фронте за бой под Бзежинами. Видный специалист по российской наградной системе Валерий Дуров в своем труде «Русские награды XVIII – начала ХХ века» (Москва, 1977 год) свидетельствует: «К сожалению, экспонирующиеся в Центральном музее Вооруженных сил Георгиевские награды С. М. Буденного – не те, которые он получил в годы войны». А где же настоящие? В книге ответа нет. И в качестве семейных реликвий они также не числятся, иначе дочь Буденного обязательно бы сообщила об этом Кузнецову.
Китаец: dzick пишет: В пользу этой версии говорит и аксельбант, который никак унтер-офицеру драгунского полка не полагался. Ну, допустим, за "аксельбант" принят шейный шнур, драгунам положенный. Я не сомневаюсь, что С.М. "былинник речистый", но обвинение всё же слишком смелое и недостаточно аргументированное. Таких "сенсаций" можно высосать из пальца много.
Китаец: dzick пишет: «К сожалению, экспонирующиеся в Центральном музее Вооруженных сил Георгиевские награды С. М. Буденного – не те, которые он получил в годы войны». А где же настоящие? А хранил ли он их после 1918-го? К началу года, по его словам, С.М. был зампредом Платовского Совдепа, членом Сальского окружкома и заведующим Сальским окружным земельным отделом, т.е. налаживал мирную жизнь. В феврале был вынужден бежать из Платовской станицы. Даже если он принёс награды при демобилизации, едва ли он взял их тогда с собой.
кара май: Право на командование и свой талант С.М.Буденный неоднакратно подтвердил.А слухи про него?Так пусть брешуть мелкие людишки!-думаю так он считал.
полная версия страницы